Моржуев посмотрел на него пустым взглядом. Он уже сел в поезд бесконечного зарабатывания денег, поезд, который идет в один конец и с которого невозможно спрыгнуть.
В прихожей хлопнула дверь. Квартира опустела. Знаменитый телеведущий и его визгливый спутник ушли, не удостоив бывшего работника сферы питания вельможных рукопожатий.
– Ну и ладно! Меньше ладошек – меньше микробов! – утешая себя, сказал Хаврон.
Однако спокойнее ему не стало. Не в силах сдерживаться, он подскочил к дверям и, пока визитеры ждали лифта, крикнул в щель:
– Эй вы, меньшинства!
– От большинств слышу! – находчиво возразили с площадки.
Прижимая картину к груди, Эссиорх быстро сбежал по лестнице. Ирка едва за ним поспевала. Во дворе хранитель остановился, чутко прислушиваясь к чему-то незримому. И – судя по тому, как неуловимо изменились его движения и лицо – Ирка поняла, что времени у них нет.
Эссиорх метнулся к мотоциклу, но, внезапно передумав, остановился. Он схватил Ирку и, бесцеремонно оттащив ее на замусоренный окурками пятачок земли под балконами, каблуком протоптал нечто вроде круга.
– Стой здесь! Не переходи черты, что бы ни произошло. И никакой магии! Никакой! Я не хочу, чтобы они догадались, что со мной валькирия. Я попытаюсь оторваться один… Знаю, что бесполезно, но рискну!
– Я могу вызвать Антигона! – воинственно предложила Ирка.
Эссиорх скривился.
– Только, умоляю, не этого параноика с палицей! Первым делом он заявит, что он самый великий в мире болван, а затем отдавит мне ногу своей палицей.
– Ты ошибаешься. Он хороший воин!
– Пусть так. Однако против пепеломета с дубиной не попрешь!
– Пепеломета?
– Ну да. Скоро ты увидишь, что такое семиместный каменный склеп. Сглаздаматчики, магфицер, боевой маг с хрустальным шаром. Вполне достаточно, чтобы поставить на Антигоне точку.
– Хорошо. Но остаюсь я. У меня есть копье! – упрямо сказала Ирка, делая попытку покинуть круг.
Хранитель взял Ирку за плечи и насильно удержал ее.
– Пусть так! Но что ты сделаешь своим дротом с двумя десятками магов? Не успеет дрот вернуться к тебе после первого броска, как ты уже станешь пеплом! Сглаздаматы, запуки из хрустального шара и пепеломет – поверь, это серьезно.
– А ты?
– Меня они не убьют, да это и невозможно. Основная моя сущность бессмертна. Повредить маги могут только тело, но и на это они едва ли пойдут. Ссориться с Прозрачными Сферами темным магам с Лысой Горы нет смысла. Им нужна лишь картина.
– А если уничтожить ее? – предложила Ирка.
Странный гул в арке нарастал. Валькирия еще ничего не различала, но ей чудилось, что пространство густеет, и она видит марево, вроде того, что поднимается вечерами от остывающего асфальта. Затем марево вдруг прорезала длинная прямая полоса. Точно кто-то отточенным кинжалом вспорол занавес лопухоидного мира, и оттуда, с изнанки занавеса, брызнул яркий и грозный свет.
– Картину уничтожать нельзя. Пока нельзя! – торопливо сказал Эссиорх. – Она – единственная наша нить. Возможно, Матвей Багров и сам не помнит, кто он такой. Возможно, он изменился до неузнаваемости. Возможно, потерял память или пережил череду превращений. Только картина выведет тебя на его след… Другой нити у нас нет.
– Никакой?
– Запомни! Схватив меня, они поймут, что картины нет, и снова отправят пса по следу. Попытайся спасти картину и найти Матвея Багрова прежде, чем это сделают они.
Эссиорх поспешно сорвал с картины раму и, точно французский мародер на старой смоленской дороге, нацепил ее на шею. Освобожденный от рамы холст он ловко скатал в трубку, дунул и – холст поплыл к Ирке по воздуху.
– На время это собьет Глиняного Пса с толку!.. – сказал Эссиорх.
Он завел мотоцикл и, нетерпеливо газуя на месте, смотрел в направлении арки. Там творилось нечто невероятное. Реальность надрывалась и сворачивалась, как пожелтевшая газетная бумага. С изнанки мира прорывалось нечто враждебное и опасное.
Внезапно Ирка увидела, как в щель протиснулось существо, не имевшее ни зубов, ни когтей, ни крыльев. Существо, которое не могло ни хватать, ни рвать, ни давить. Не обладало ни желаниями, ни привычками, ни слабостями. Не выло на луну, не принимало подачек. Могло только выслеживать и высматривать, но делать это долго, до бесконечности, с невероятным упорством.
Выглядело оно так: плоская морда, бугристый затылок и спина со складками и наростами. Заметно было, что складки и наросты ровным счетом ни для чего не нужны – это просто следы невысохшей глины, которую наскоро уминали горстями лепившие чудовище маги. При каждом шаге зверь издавал звук, похожий на кашель, и выплевывал на асфальт ошметок глины.
Широкий нос вибрировал, втягивая воздух. Хмурый маленького роста маг в плаще, сидевший у пса на шее, то и дело смачивал нос кистью, окуная ее в широкий сосуд. На асфальт капало что-то липкое и красное. Кровь мертвеца? Единственный глаз чудовища, неподвижный, немигающий, помещался на длинном стебле посреди лба. Ирке глаз напомнил драгоценный камень. Он был явно не из глины.
Сразу за псом из длинного надреза пространства выплыли несколько каменных склепов. В каждом, настороженно озираясь, помещались магфицер, пепелометчик с помощником, боевой маг и по два-три стрелка из сглаздаматов. Ирка даже испытала разочарование. Всегда – скрыто ли, явно ли – хочется увидеть в сверхъестественном нечто эдакое, неподвластное разумению. Добро должно быть величественным. От зла требуется, чтобы оно было ужасным. Лица же у магов были вполне обыкновенными. Такие лица легко встретить на улице. Ничего демонического и грозного. Разве что контуры их немного смазывались от легкого золотистого сияния, которое порой исходит от телепортантов. Однако с каждым мгновением сияние меркло и тускнело.