– В самом деле, разобрались бы? – с любопытством спросил детина. – Даже в тринадцатую ночь луны?
– Я имела в виду другие ночи. И потом до тринадцатой еще довольно долго.
– Хм… Что да, то да. И в «Трансильванию», стало быть, уже не желаете? В пять-то звезд?
– Нет. Мы хотим остановиться именно здесь, – твердо сказала Улита.
Мохнатые брови шевельнулись. Тугарин быстро, исподлобья посмотрел на своих гостей. Депресняк и Зудука его вообще не заинтересовали. Чимоданов, Ната и Мошкин – постольку-поскольку. А вот Мефодия и Дафну он разглядывал, пожалуй, дольше, чем остальных.
– Откуда вы узнали о моем постоялом дворе? Место глухое, нигде не свечусь… – просипел он.
– Тут останавливался один мой знакомый, – сказала Улита.
– Имя узнать можно?
– Нельзя, – качнула головой Улита.
Короткие пальцы забарабанили по стойке.
– Хорошо. Я уважаю чужие тайны. Как же он выглядел?
– Черные усы, седая борода, красное одеяние…
Перестав чистить булатным ножом ногти, хозяин задумчиво поскреб его лезвием щетину.
– Кажется, я понял, о ком речь. У него еще есть меч. Короткий, с широким лезвием? Таскает его всюду с собой, а? – подсказал он.
– Меч у него длинный, двуручный, с извилистым лезвием. Появляется он лишь тогда, когда необходимо. Увидеть его успевают только друзья или, во всяком случае, не враги.
Тугарин ухмыльнулся. Он был доволен.
– А вот это уже другой разговор, девушка! Я вижу, что не у всех у вас мозги фаршированные! – сказал он, многозначительно покосившись на Чимоданова. – «Незваный гость» может и не чета «Трансильвании», да только ночами здесь поспокойнее… Что ж, если так, пожалуй, я смогу быть вам полезен… Вам, конечно, есть чем заплатить?
Вместо ответа Улита высыпала на стойку несколько монет. Медных, старинной чеканки, с большой дырой в центре. Монеты такой формы удобно было носить нанизанными на шнурок. Тугарин мельком взглянул на них и, открыв со своей стороны ящик, небрежно смахнул туда монеты. Затем воткнул нож в стену и извлек из шкафа толстую конторскую книгу. Когда он опустил ее на стойку, полетела пыль. Аллергик Чимоданов чихнул.
– Книга обязательной регистрации посетителей. Типа законы надо уважать и все такое… Перо… чернила… – сказал хозяин.
Улита на мгновение замялась. От хозяина «Незваного гостя» это не укрылось.
– Прежде чем вы откроете рот, чтобы сбрехать чего-нибудь, хочу кое-что пояснить. Мне плевать, кто вы такие и зачем притащились на Лысую Гору. Я уважаю чужие тайны. Единственное, что мне важно – это чтоб у меня в гостинице все было тихо и печально. Никакого шума, никакой резни. Не шататься без толку, духов не вызывать, с другими гостями не собачиться! Не то передушу, как котят, какие бы вы ни были маги-размаги! Понятно вам?
– Понятно! – ответила за всех Улита.
– Если вопросов больше нет, то пишите что хотите. Берите пример с других моих гостей. В третьей комнате живет ведьма-отравительница. Она записалась как учительница пения. Маг вуду из пятой комнаты хочет убедить меня, что он коллекционирует голоса канареек. И шут с ним, убедил!.. Наемный убийца из первой притворяется философом. И мне, заметьте, плевать, что в его философских трактатах прорезаны страницы и он хранит там метательные ножи… Два людоеда из восьмой представились прибывшими на съезд вегетарианцев. Людоедов я обычно не поселяю, но эти, вроде, ничего. Потребовался всего один мушкетный выстрел, чтобы намекнуть им, что постояльцы находятся под моей защитой и жратву надо искать в другом месте. Обычно они соображают хуже…
Нельзя сказать, что после такой характеристики проживающих Даф почувствовала себя намного спокойнее. Стащив с плеча котика, она принялась его наглаживать, изредка бросая тревожный взгляд на темную лестницу. Мефодий рассматривал книгу. Страница была разделена на два столбика. В одном писались имена, в другом – цель прибытия.
Улита первой взяла гусиное перо. В левом столбике она написала «ведьма Анфиса», а в правом «туризм». Ната представилась Настей Васильевой, а в «цели прибытия» указала «прошвырнуться по магазинам». Перо брызгало, царапало бумагу и доставляло непривычной Вихровой массу неудобств. По ходу дела она пыталась заигрывать с хозяином, однако Тугарин-Змеевич вновь чистил ногти ножом и не поднимал головы, очень мало интересуясь своими постояльцами. Без зрительного же контакта или хотя бы без прикосновения магия Наты, как известно, не действовала.
Мефодий написал, что он Вася Гульфиков, ученик мага. Даф, которой нельзя было обманывать, долго мучилась от угрызений совести и под конец избрала компромиссный вариант. Она записалась светлым стражем Дафной, но так ловко поставила кляксу, что все смазалось и невозможно было ничего прочитать, кроме первой буквы.
Петруччо, старательно высунув язык и двигая его кончиком параллельно с пером, написал, что он Подпругин Петр Игоревич, а в «целях» вывел: «терроризм и мелкое вредительство».
– Ты что, ку-ку? Какой еще «терроризм»? Давно по башке не получал? Кто этот Подпругин? – шепотом спросила у него Ната.
– Учитель мой бывший.
– Арей, что ли? – удивилась Вихрова.
– При чем тут Арей? Подчеркиваю: учитель. По геометрии мне четверку годовую вывел, завистник! – мстительно сказал Петруччо.
– А тебе четверки что, мало?
– Выходит, мало. Тройка и четверка – оценки ничтожеств! Гении учатся или на двойки или на пятерки! Среднего не дано! – гордо ответил Петруччо.
Мошкин же, когда дошла его очередь, вытворил нечто мало от него ожидаемое. В графе «имя» он хладнокровно написал «Павлик ЧУМУДАНОВ», а в графе «цель прибытия» – «общение с идиотом».